Автор: Инна Петрова Выпуск: Просмотров: 1907

Минувшая неделя в Смоленском драматическом была фестивальной. К сожалению, итоги «Смоленского ковчега» были подведены, когда номер «Города» был уже в печати. Но у нас есть свои «вкусные» моменты «ковчеговских» хроник, которые и предлагаем вашему вниманию.
Иоланта Юшкевич представила, пожалуй, самую неоднозначную работу на фестивале «Смоленский ковчег» – моноспектакль «Дездемона».
Она родилась в Польше, но работает в Австралии. За короткое время  Иоланта успела создать свой театр и целую эстетику. Языковой барьер совершенно не мешает воспринимать ее творчество: в Смоленске Юшкевич играла на английском языке. Все понимается шестым чувством, на уровне интуиции, жеста, взгляда, символа, интонации. Ее Дездемона плачет и бьется ивовой веткой на ветру, упрекая Отелло в его нечеловеческой жестокости. «Willow… Willow…» - льется плач. Голоса всех убитых когда-либо мужьями женщин – в этом одном. Она уже мертвая. И это последние стоны мятущейся души, которая вот-вот улетит в Вечность. После спектакля Иоланта Юшкевич раскрыла нам секреты, о которых мы не догадались сами…
- Иоланта, почему ваша Дездемона совсем изможденная и седая?
- Это мертвая Дездемона. Дух, который еще находится в пограничном состоянии. Она рассказывает свою историю, а после танца, в финале, уходит в другой мир - счастливой и смирившейся.
- Почему в самом начале спектакля мы видим героиню неподвижной, полностью закутанной в ткань, будто в мешок? Она напоминала изваяние…
- Опять же, потому что она – мертвая. Причем, создавая этот спектакль, я многое делала интуитивно: придумывая начало, закрутилась вся в эту ткань. Инстинктивно. Просто так. А потом мне сказали, что именно так мусульмане хоронят своих покойников. Здесь таким образом показана борьба двух культур: мусульманской и христианской. Не просто вечная  борьба двух полов… Вот так. Она всю себя отдала своему мужу и даже умерла по-мусульмански.
- Все-таки это тема об извечной мужской доминанте? О патриархате?
- Да, в большинстве своих спектаклей я говорю о том, что это именно так.
- Что для вас самой значит «любовь»? Это трагедия или все-таки другой жанр?
- По-разному. В любви очень много полутонов. Не одна краска.
- Иоланта, трудно ли держать зал в одиночку перед аудиториями разных стран, национальностей?
- По-разному. Но это целый ритуал, который захватывает. Я повторюсь: в своей работе очень многое делаю на интуиции. Очень хорошо чувствую зал. Не зная никого из тех, кто сидит в зале, по именам и лично, сразу безошибочно энергетически ощущаю, где сидит добрый человек, а где злой. Пытаюсь зажечь даже недоброго. Захватить, увести своей игрой. В какие-то моменты, конечно, я забываю о зрителе и полностью ухожу в свои ощущения. Но тут же возвращаюсь: я здесь! Энергетический обмен – вот что важно.
- Где, в какой стране премьера «Дездемоны» была наиболее запоминающейся?
            - Наверное, в Албании… Там я играла прямо в церкви. Святой отец разрешил. Единственное, пришлось решить эту задачу деликатно. Вы видели, что героиня не очень-то одета… В храме не должно быть никакого такого физического обнажения… Допускалось только душевное. Вообще, могу сказать, что этот спектакль в восточных странах более эмоционально воспринимают, чем в западных. На Западе я выступала успешно, но зритель более сдержанно реагировал, чем, скажем, в Македонии, Румынии. Сказываются особенности менталитета, культуры. Кстати, в России «Дездемону» увидел пока только один город – Смоленск.
- Хотели бы вы поработать с российскими театральными режиссерами?
- Да, конечно. Я всегда открыта для сотрудничества. Единственное: это должно быть сотворчество. Я не готова и не хочу быть просто инструментом в чьих-то руках.
- Вы работаете и в Польше, и в Австралии… Кем же считаете себя – полькой, австралийкой или вы по духу космополит?
- Конечно, я полька. Происхождение есть происхождение. Кровь есть кровь. Но знаете, получается довольно странная вещь… Я долгое время жила в Австралии как эмигрантка из Польши. Теперь живу в Польше как эмигрантка из Австралии. Хотя… я не думаю по-польски. Польша вообще очень изменилась с тех пор, как я ее покинула... 
- Скажите, что говорят у вас в стране о польской трагедии под Смоленском?
- Говорят разное... Кто-то считает, что катастрофа не была случайной. Что там творится «в верхах» - непонятно. Но я считаю, это горе объединило два народа. Мы стали ближе.
- Иоланта, вы сразу определились с актерской профессией? Наверняка, продолжаете династию?
- А вот и нет. Моя мама – простая санитарка, папа – офицер. В актерскую профессию я пришла довольно поздно… Поначалу собиралась стать администратором в ресторане, но, слава Богу, передумала. Закончила театральную школу в Польше, потом стала активно ездить в другие страны и остановилась в Австралии, где провела 15 замечательных лет... Три года назад создала театр «Кропка». В Сиднее очень развитая языковая культура, не только на английском люди говорят.  Большинство, конечно, на английском... И поэтому все мои моноспектакли играю именно на этом языке. Но язык – это дело десятое. Театр не имеет национальности. Наглядный пример – моя бабушка. Она ни слова не понимает по-английски, но мои спектакли понимает прекрасно.
-Ваш сын тоже собирается связать жизнь с театром?
- Ему всего 17 лет. Пока трудно сказать… Он мечтает стать режиссером. А пока очень увлечен фотографией.
- И – самый «важный» и некорректный вопрос: вы замужем?
- О, у меня много мужей (смеется)! В смысле – я замужем не в первый раз. Он тоже живет в Австралии. С мужчинами всегда так… Сложно сразу определиться. 

Cинхронный перевод с польского Юлия Чещевик