Выпуск: Просмотров: 3149

Погудин - персона довольно закрытая. На вопросы о личной жизни не отвечает. Интервью дает неохотно. Живет верой. Всецело и благородно предан тонкому жанру русского романса. От тусовки «золотых» и «платиновых» вокалов нашей эстрады держится в стороне. Тем не менее публика его обожает: практически безо всякой рекламы во всех городах России «на Погудина» уже 20 лет собираются полные залы.

- Олег, выступаете в серьезном жанре, но в Смоленске выступление выпало на День смеха. Случилось сегодня что-нибудь веселое?
- Как-то нет. За весь день - ни розыгрышей, ни шуток. Я же только с поезда - и сразу на концерт.

- А что в жизни вызывает у вас здоровый смех?
- Я всегда рад, если можно хорошо посмеяться. Но посмеяться так, чтобы никого не обидеть. Люблю хорошие кинокомедии. Не люблю соленых шуток. Острые шутки допускаю только в качестве оружия, когда ты вынужден сопротивляться неправде и не можешь сделать это силой. Например, в разговоре с властью это иногда очень хорошая вещь. Но в остальном… Я очень боюсь по жизни обидеть кого-нибудь. Вернее, я очень остро чувствую боль другого человека и, если шучу - а человек я с юмором, слава Богу, - всегда очень слежу за тем, чтобы не обидеть.

- Вы сказали: шутка - хорошее оружие в разговоре с властью. Часто приходится общаться с сильными мира сего?
- Общаться с властью мне не приходится. Выступления перед управленцами даже высокого звена - они бывают, но у меня и моего ансамбля такая довольно замкнутая автономная структура… Милостию Божией так складывается: потребности в более близком общении с властью не возникает. Вместе с тем я всегда старался быть лояльным к ней. Я понимаю: управлять вообще трудно - особенно, такой страной, как Россия. Другое дело, что у России есть серьезный нравственный запрос. Поэтому власть в нашей стране просто обязана быть нравственной. Она обязана очень серьезно отвечать и за свои слова, и за поступки. Это вообще черта русской культуры: очень жесткая, моральная детерминированность. В то же время она - такой примат совести. Другое дело, что мы его постоянно нарушаем, профанируем. Но совесть для русского человека - вещь священная, а в русской культуре - один из краеугольных камней. Без нее не удержится здание нашей культуры.

- Сегодняшнее выступление вы закончили знаменитой песней Анны Герман «Надежда». Скажите: кто или что в жизни доставляет вам «радости скупые телеграммы»?
- Мне больше нравятся строчки «надо только выучиться ждать, надо быть спокойным и упрямым»… И тогда будет радость. Смысл этой фразы очень близок одному древнему афоризму: «Делай, что должен, и будь, что будет». Согласен! Что до моей жизни, то в ней радостей много. Может быть, потому, что я привык радоваться простым вещам. Какое-то событие в жизни важное произошло, что-то получилось на сцене… Здорово! Но постоянной удачи ведь быть не может: тогда жизнь может стать довольно пресной. Есть у меня очень простые радости: они знакомы каждому человеку. От улыбки природы до улыбки любимого человека. И все это необходимо беречь. Если ты сумеешь сберечь малое, то будешь готов и к большому. Это все не мои мысли. Это тысячи раз сказано и сказано там, откуда я черпаю все умное, что в своей жизни смогу сказать. Эта фраза четко прописана в Евангелии.

- Вы - человек воцерковленный. Поститесь сейчас?
- Могу ответить только за себя. Это частный случай, который касается только меня. Та работа, которую я люблю и которой занимаюсь, отнимает много сил. Она требует определенного режима, который, к сожалению, не всегда совпадает с требованиями церковной дисциплины. Для меня это печаль. Об этом я должен каяться. Но, как говорил Иисус: «Где будет сокровище ваше, там будет и сердце ваше». Я все-таки своим сокровищем полагаю радость и счастье близких людей и людей вообще, и свое собственное. Эта радость для меня неотделима и не может существовать без Бога, Христа Спасителя. И когда пытаешься жить ради этого, все в конечном итоге хорошо складывается. Я так думаю. Бог знает расположение сердца.

- Расскажите о своих недавних гастролях в Ирландии. Перед русскоязычной публикой выступали? Как приняли?
- В конце февраля мы дали два концерта в Дублине, аудитория была смешанная. Поскольку это была акция русского землячества в Ирландии и Московского комитета по культуре, то, конечно, задумывалась она для наших соотечественников, которые сейчас в Ирландии живут. Большое участие принимала мэрия самого Дублина. В зале было много ирландцев - англоязычных людей, скажем так. Все происходило в театре. В основном я пел русские романсы, советские песни - на русском языке, плюс две-три англоязычных вещи. Между песнями делал паузы и в нескольких фразах переводил содержание русских песен. Зала мне было не видно: на больших площадках на сцену обычно дают яркий свет, но очень хорошо чувствовал его дыхание. И по реакциям было понятно, что на концерте присутствовала масса людей, для которых русский язык не только не родной - он просто незнакомый.

- Как считаете, русский романс еще долго проживет? Или его вот-вот окончательно «раздавит» поп-музыка?
- 20 лет я на сцене, и каждый раз задают вопрос.

- Но с каждым годом, согласитесь, он все более актуален…
- Без сомнения. Романс - часть Золотого и Серебряного века русской культуры. Про золото и серебро я сейчас говорю в таком искусствоведческом понимании: лично для меня это на самом деле - золотой век русской культуры и русского слова. Примерно от времени Пушкина до середины двадцатого столетия, когда писали Ахматова, Пастернак, Цветаева. Романс - абсолютный современник этого времени. Потому интерес к русскому романсу не исчезнет, покуда будет сохраняться интерес к русской классической литературе. Пока есть люди, которые говорят на русском языке, и у этих людей есть какие-то таланты и желания, высокие амбиции - соответственно, романс будет в этом потоке существовать. Что же до попсы… Знаете, сегодня ехал в поезде на Смоленск. В вагоне звучало радио, которое, к сожалению, нельзя было выключить. Музыка нынешняя, популярная. Для меня слушать ее было испытанием. Ведь фактически это безостановочная долбежка, в которой почти нет мелодии и слов. Есть лишь напряженное втемяшивание определенного ритма. Если слушать такую «музыку» постоянно, то деградирует не только сам человек, но и попросту его органы слуха. Порядочный артист должен сопротивляться тому, что происходит.

- А что вы скажете о сверхуспехе таких персонажей, как Ваенга и Михайлов?
- Не хочу говорить о ком-то лично. Я не боюсь высказывать свое мнение, но только людям в лицо, в личной беседе. К Елене Ваенге я очень тепло и по-доброму отношусь, знаю ее очень давно. С Михайловым не знаком и музыки его не знаю. Это история не моей радости. Но я на самом деле желаю любому артисту счастливой судьбы. Даже когда прихожу в ужас от репертуара, но вижу, что человек 10 - 20 лет честно вкалывает на эстраде. Репертуар - проблема, да. Просто наше время - оно такое бедное, несчастное,  исковерканное и изуродованное. В нем почти нет мелодии и слова. Виноваты в этом и сами артисты в том числе.

- Случается ли вам испытывать ревность к романсам, которые поют ваши коллеги по цеху? Ведь, в сущности, все поют одно и то же.
- Ревность - неплохое чувство только в том случае, если в нем нет злобы. Зависть - плохое. Ее в себе нужно убивать сразу, как только появляется. А ревность подвигает к тому, чтобы самому лучше работать. Испытание в этом плане - встреча с мощным настоящим талантом. Ты видишь его, слышишь… и печалишься о том, что так, как он, ты не сможешь никогда. Итог такой встречи может быть разным. Если этот талант великодушен и добр - это большая удача. Для всех вокруг. Если он агрессивен и самовлюблен - это беда. Но так было всегда. Я счастливый человек. В том плане, что самодостаточен. Я не работаю в театре. Театр - это жесточайшая организация. Говорю об этом уверенно, потому что сам когда-то закончил театральный институт и три года отработал в драмтеатре как актер. Человеческие души там проверяются на прочность очень жестко. И ревностью, и завистью, и не только… На эстраде, наверное, тоже. Но, к счастью, я не член этого сообщества и не участник большой тусовки. Это не поза - так сложилось. Не стремлюсь туда, потому что вряд ли смог бы там получить что-то серьезное. А вот потерять мог многое. Просто расплескаться. Но, повторюсь, - всякому талантливому человеку я искренне желаю удачи в профессии. Даже если буду ему завидовать. Но это уже мои проблемы.

- У вас репертуар очень полифоничный… И русские романсы, и советские песни. И Азнавура на французском поете, и даже Эдит Пиаф. На что или на кого еще хотите покуситься?
- А «покушаться» особо не на что. Если только не говорить о форме. О крупной форме я иногда тоскую. Но пока это вряд ли возможно. Театральный постановочный процесс очень извращен в последнее время, и мне категорически неинтересно самовыражение режиссеров, у которых и в голове бардак, простите за грубость, и в душе мало глубины. Плоскость. И, когда переживания такого человека, пусть даже и умно сорганизованные, выносятся на сцену, мне становится очень жалко артистов, которые это играют. Ведь артист - это душа и эмоция. Особенно в нашей профессии. Для лирического певца это самое главное. Люди приходят за талантом, который выражен и физиологически, если о голосе говорить, и душевно - в эмоции. Мысль режиссера может быть интересна, но наскучит быстро, если она не пропитана кровью живой, «мясом» не обросла. Другая печаль - это академический материал. Мне повезло: я по этой части сейчас много занимаюсь с великим человеком. Это фантастический подарок судьбы, которого всем желаю. Я говорю о своем творческом общении с Галиной Павловной Вишневской.  Занимаюсь у нее уже 4 года. Хотя я редко пою академический материал, но это бесценный опыт. Даже в плане понимания того, каким вообще должен быть артист - и на сцене, и в жизни.

- И напоследок: Смоленск порадовал вас сегодня приемом?
- Да, очень. Да вы сами все видели... Я люблю ваш город, был в нем уже несколько раз.  Он бесконечно красивый. Жаль, запущенный сильно. Но это по всей стране такая беда. В России очень мало осталось таких городов, как ваш: чтобы такие высокие берега над рекой. Дай бог вам жить хорошо.

Фото Николай Дементьев.