Выпуск: Просмотров: 2482

В основной конкурсной программе 36-ого Московского международного кинофестиваля есть всего одна лента из Страны восходящего солнца – картина «Мой мужчина» режиссера Кадзуеси Кумакири. История о том, как мужчина по имени Дзюнго в надежде наконец-то обрести семью приютил в своем доме малышку Ханну, родители которой погибли во время страшного стихийного бедствия, вызвала неоднозначную реакцию публики. К слову, на ММКФ картина впервые была показана за пределами Японии, но даже на родине постановщика многие назвали эту ленту излишне провокационной.

О любви, религии и том, имеем ли мы право судить других людей, мы и поговорили с режиссером картины.

Любовь и кровь

- Картина «Мой мужчина» основана на очень известном в Японии романе. И многие японцы считали, что экранизовать его невозможно. Как у вас хватило на это смелости?

- Да, тема романа и вправду очень провокационная. Мы снимали эту картину как коммерческую, а из-за этого очень сложно было получить необходимый бюджет. Я часто слышал, что это слишком сложная затея и скорей всего у нас ничего не получится. Но с самого первого раза, как я прочитал роман, я поверил в отношения главных героев, несмотря на то, что они запретные и должны осуждаться. Я понял, что я просто обязан экранизировать  этот роман; японское кино очень часто избегает таких сложных тем, тем самым становясь только слабее. Мне бы очень хотелось это исправить.

- Как так получилось, что отец не понес никакого наказания за совершенное им убийство? 

- Действительно, в картине никакого наказания не показано. Но это сделано мною намеренно, прежде всего, для того чтобы зритель мог сам восполнить этот сюжетный пробел. И, во-вторых, я таким образом хочу поставить вопрос: должны ли мы строго осуждать героя?

- А вы сами его осуждаете? Или испытываете к нему симпатию? Чем можно оправдать его поступки?

- Я не могу сказать, что полностью поддерживаю своего героя или испытываю к нему симпатию.  Но то постоянное одиночество, которое он переживает, и разочарование в  жизни делают его достойным того, чтобы перенести эту историю на экран.

- В картине есть один очень запоминающийся эпизод, когда во время любовной сцены  в кадре внезапно появляются капли крови, превращаясь затем в настоящий дождь. Что это символизирует?

- Да, сцена вышла немного отдаленной от реальности. Но таким образом мне хотелось показать, как отношения героев погружают их в кровь. Ну и, конечно, аналогия с кровосмешением.

- Роман, по которому был снят фильм, получил признание в 2008 году, а съемки вашей  картины завершились в 2013-м. Между этими двумя датами произошло очень важное и тяжелое для Японии событие – землетрясение 2011 года. Повлияло ли как-то это событие на ваш фильм? 

- Изначально в романе землетрясение было описано в самом конце. Но я специально изменил хронологический порядок, чтобы финал картины не был слишком тяжелым. Я хотел показать, как после стихийного бедствия люди вновь нашли в себе силы жить дальше. В то же время, в 2011 году, когда произошло землетрясение, я находился не очень далеко от эпицентра. Так что могу сказать, что это действительно была глобальная трагедия для нашей страны. После этого много говорилось о том, что японцы должны помогать друг другу, помнить о том, что все мы взаимосвязаны. Все это породило слишком оптимистическую атмосферу, так что я в своем фильме хотел показать, что все далеко не так радужно, и людям не так просто оправиться от случившегося.

Кубрик и природа

- Какую роль вы бы сами отвели этой картине в своей карьере?

- Мне трудно объективно оценить свою картину, тем более она вышла всего пару дней назад. Но я уже пятнадцать лет работаю в кинематографе, у меня очень большое количество фильмов, но я считаю эту картину по-настоящему важной для меня и отношусь к ней как к некому итогу определенного этапа моей жизни.

- В каких традициях вы сами воспитывались, какой пример подавали вам родители? Существовали ли какие-то религиозные традиции в вашей семье?

- Я вырос на острове Хоккайдо - самом крупном из северных японских островов. Мама была домохозяйкой, отец занимался прокладкой труб. Хоккайдо – это такая своеобразная японская колония, так что мои родители были первопроходцами, они осваивали новую территорию. У них практически не было образования, поэтому традиции для своей семьи они создавали сами. Что касается религии, то к ней в Японии очень своеобразное отношение. На разных этапах своей жизни человек может обращаться к разным ее направлениям: на Новый год мы идем в синтоистский храм, а свадьба, к примеру, может быть христианской. И никто никого за это не осудит. Наш остров богат прекрасной природой, поэтому от своих родителей я унаследовал скорее не приверженность к какой-то религии, а любовь к природе, понимание того, что нужно быть благодарным за все, даже за еду.

- Знакомы ли вы с творчеством Владимира Набокова и, в частности, с его романом «Лолита»? Ведь определенные параллели между этим романом и вашим фильмом очевидны. И если да, то в какой степени эта книга повлияла на вашу картину?

- Мне очень стыдно признать это, но сам роман Набокова я не читал. Но смотрел фильм Кубрика. Возможно, это влияние ощутимо в моей картине.

- Когда смотришь ваш фильм, порой возникает чувство, что вы больше симпатизируете убийцам, чем жертвам?

- Я не хочу сказать, что я в принципе всегда на стороне людей, совершивших преступление. Но в данном конкретном случае, в этом фильме я действительно симпатизировал не жертвам, а преступникам. Потому что в своем фильме мне хотелось показать такие вещи, которые просто невозможно понять, опираясь исключительно на моральные устои.